Опубликовано в Соціологічна культура: числа і смисли / за наук. ред. Є.І.Головахи та О.Г.Стегнія. - К.: Інститут соціології НАНУ, 2011.

Мой доклад посвящен исключительно отечественной методологической культуре. Тройным упоминанием чисел в названии своего выступления я не хочу сказать, что она лишена смысла. Превалирующий количественный подход оперирует достаточно большим количеством допущений как научно доказанных, так и не допускающих спорных трактовок. Так, анализируя количественные данные, мы всегда проверяем распределение на нормальность, дисперсии на равенство, ну а статистические методы используем исключительно в соответствии с измерительными шкалами. За всем этим стоит большая смысловая нагрузка.
Троекратное упоминание чисел скорее связано с тем, что в своем выступлении я хочу коснуться трех аспектов методологической культуры, каждый из которых предполагает три грани своего рассмотрения. Во-первых, я хочу уделить внимание трем парадигмам эмпирической социологии, во-вторых, трем типам исследования, в-третьих, трем эмпирическим методам.
Говоря о парадигмах, я имею в виду три подхода к эмпирическому исследованию - количественный, качественный и смешанный. Упоминая парадигмальный подход в этом контексте, я часто сталкиваюсь с непониманием, мне отвечают: "а разве так говорят? мы не встречали такой терминологии!". Я могу вас уверить за рубежом она распространена повсеместно. Мне можно возразить, дескать "ну и что?" другое название для знакомых вещей. Вот и с количественной парадигмой у нас знакомы не хуже, чем на западе. Даже дизайн-эффект для нас уже не загадка, а SPSS выполнит любые пожелания аналитика. Казалось бы, и с качественной парадигмой все ясно - хочешь пообщаться тет-а-тет, вот вам глубинки, хочешь с группой - вот вам фокус-группы. Все что душа маркетолога пожелает. Но если копнуть глубже оказывается, что такие используемые за рубежом исследовательские подходы как феноменологическое исследование, обоснованная теория, кейс-стади, нарративное исследование, этнография у нас по ту сторону добра и зла, потому что они просто не используются. А если и используются, то настолько редко, что об этом мало кто знает. С другой стороны: а зачем их использовать? Это ведь хлопотно, социологу не престало таким заниматься. Ну а про смешанную парадигму и говорить не приходится.

Все конечно осознают важность и актуальность совместного использования качественных и количественных методов и даже наделены общесоциологическими стереотипами по типу «а так мы готовим анкету» или «чтобы лучше интерпретировать данные, мы пригласим простых людей», но в остальном представления о том, что нужно делать зачастую существуют в виде нерасшифрованного черного ящика. Так уж у нас повелось, что сингулярности молчат, а репрезентативные выборки громко разговаривают.
Закономерно возникает вопрос, почему все обстоит именно так? Неужели отечественные социологи такие убежденные позитивисты? Для того чтобы ответить на этот вопрос, я бы хотел привести результаты недавнего исследования Чарльза Теддли и Марка Элайс, посвященного соотношению трех упомянутых парадигм в социальных и поведенческих науках за рубежом [Alise, Teddlie, 2010]. В своем исследовании они использовали систему Биглана, разработанную еще в 1974 году (см.табл.1). Согласно ей все науки можно разделить на «хард» или «софт», фундаментальные или прикладные, а также посвященные живым или неживым системам.
Науки относятся к категории «хард» или «софт» в зависимости от степени консенсуса, царящего в соответствующем предметном поле. Фундаментальные и прикладные науки делятся на основе заинтересованности исследователей в практической приложимости полученных результатов. Ну а с живыми и не живыми системами и так все ясно.
На слайде представлена оригинальная система Биглана 1974 года:
В своем исследовании Теддли и Элайст выбрали четыре дисциплины, имеющие традицию использования всех трех исследовательских парадигм. Среди фундаментальных – это психология и социология, среди прикладных – образование и медсестринское дело. Для каждой дисциплины были случайным образом отобраны по 150 научных статей с результатами исследований из журналов, имеющих наибольший индекс цитирования. После этого была осуществлена проверка того, в рамках какой исследовательской парадигмы проводилось исследование (критерии: исследовательский дизайн, особенности выборки, методы сбора данных, тип данных и особенности их анализа). Основные результаты представлены далее (см.табл.2).

Следовательно, количественная парадигма является доминирующей в рамках всех дисциплин, но если для фундаментальной психологии ее удельный вес составляет 93%, то для прикладного образования – всего 42%. Особенно отчетливо видно и то, что качественная и смешанная парадигмы представлены в прикладных науках существеннее чем в фундаментальных. Так их применение в образовательных и медсестринских исследованиях практикуется в три раза чаще, чем в психологии и социологии.
Отдельно хотелось бы сказать про образовательные исследования. Как видно из приведенных данных они наиболее близки к идеальной модели, где каждая парадигма представлена в равной степени. Исторически так сложилось, что в западной социологии именно эта сфера наиболее чутко реагирует на инновации. Если в 70-е годы 20-го столетия Дональд Кэмпбелл занимался разработкой рандомизированных экспериментов для оценки в первую очередь образовательных программ, то сейчас именно специалисты по изучению образования вносят наибольший вклад в развитие смешанной методологии.
Таким образом, пусть это и прозвучит парадоксально, но для внедрения инноваций в фундаментальную эмпирическую социологию нам не хватает именно прикладных исследований. Без них отечественная социология или, по крайней мере, большая ее часть еще долго может вариться в своих позитивистских соках.
Здесь я перехожу ко второй части доклада – типам эмпирических исследований. Дело в том, что анализируя систему Биглана, мы упускаем из виду третий тип эмпирических исследований – оценочные исследования. Несмотря на то, что они достаточно близки к прикладным, их по праву можно выделить в отдельную группу. И если фундаментальные и прикладные исследования хорошо известны в отечественной социологии, то оценочные – так и не стали объектом хоть какого-то внимания. Так, на Первом Конгрессе Социологической ассоциации Украины (Харьков, 2009) из всего множества сделанных выступлений лишь одно непосредственно касалось оценочных исследований. Причины сложившейся ситуации проанализированы в моей недавней публикации [Дембицкий, 2010]. Поэтому сейчас я коснусь лишь основных выводов.
Главная причина того, что оценочные исследования не являются объектом интереса в отечественной социологии, заключается в отсутствии потребности проведения соответствующих исследований на уровне государства. Но отсутствие госзаказа само по себе является лишь частью проблемы. Второй тревожный момент – это незаинтересованность отечественных социологов в развитии методологии оценочных исследований. За рубежом, еще до того как сформировался госзаказ, велись интенсивные методологические исследования в сфере оценки, имеющие важное значение для развития всей эмпирической социологии. Также и после завершения «золотого века» оценочных исследований, многие важные методологические идеи были сформулированы учеными, специализировавшимися на оценивании.

Эти идеи имели важное значение для развития качественных исследований и исследований смешанного типа.
Не проанализировав зарубежный опыт, отечественная социология будет не готова к решению тех задач, которые раньше или позже встанут перед ней. Здесь уместно вспомнить слова Пала Тамаша, сказанные на вторых панинских чтениях: «Заниматься не высокой политикой, а госуправлением – это хлопотно и требует не разговоров, а способности «сидеть и делать»… И вот выясняется, что в новой ситуации требуется грязная работа. Что ж, этот слой социологов, политологов, экономистов, просто интеллектуалов-демократов оказывается не готов к выполнению грязной работы, к труду, госуправлению, созданию механизмов управления системой, регулирования ее отклонений и воспроизводства» [Тамаш, 2009]. Это конечно не означает что мы вообще не сможем осуществлять оценивание. Вопрос в том, насколько адекватным и эффективным оно будет. В этом контексте показательна ситуация, сложившаяся в России.
В данный момент наши соседи уже осознали, что государство не в состоянии «тянуть» на себе все социальное обеспечение. Исходя из этого был осуществлен ряд соответствующих мер, среди которых – принятие закона о монетизации, появление автономных учреждений социального обеспечения (это, например, учреждения социальной защиты, здравоохранения, образования и другие), стандартизация услуг и прочее. Поскольку один из приоритетов в сфере социального обеспечения – внедрение рыночных механизмов предоставления социальных услуг, постольку российское государство нуждается в проведении оценивания деятельности негосударственных учреждений, претендующих на распределение бюджетных средств. И хотя в России эмпирическая социология в целом и оценочные исследования в частности «на голову» выше чем в Украине, приоритет традиционно отдается оценке с помощью опросных методов. Последнее продиктовано отнюдь не методологическими соображениями, а высокой формализируемостью результатов таких методов (читай – удобством в отчетности). Не стоит и говорить о том, что опросные методы удовлетворяют решению лишь узкого круга задач.
Таким образом, используя опыт других стран, отечественная социология могла бы подготовить себя к предстоящим вызовам. Но станет ли кто-то заниматься этой «грязной работой»?
Последнюю часть доклада я также хочу начать с вопроса: Почему у наиболее авторитетного психологического журнала (Журнал Личностной и социальной психологии) индекс цитирования составляет 115 пунктов, а у социологического (Американское социологическое обозрение) - всего 21? Науки, как мы определили - фундаментальные, подход в основном количественный... Где же разгадка? Давайте посмотрим на используемые методы (см.табл.3). Данные взяты опять же из упомянутого исследования.

Может быть ответ кроется как раз в частоте использования различных методов? Как видно доля экспериментальных и квазиэкспериментальных исследований в психологии составляет 35%, в то время как в социологии – всего 2%. Давайте запомним эту цифру.
Я не случайно заговорил об экспериментальном и корреляционном методе, а если использовать более общий термин – об измерении. Дело в том, что эксперимент, измерение, а также наблюдение являются наиболее общими эмпирическими методами. Для нас же интересно как эти методы специфицируются в рамках социологии. С измерением все предельно ясно – сначала разрабатываем измерительную шкалу, ну а уже потом рассчитываем коэффициенты корреляции, сравниваем средние, строим доверительные интервалы и прочее.
С двумя другими методами ситуация более неоднозначная. Если говорить о наблюдении, на ум сразу же приходят различные виды наблюдения, к примеру включенное и невключенное. Но на мой взгляд, наблюдение в социальных науках следует понимать более широко. К нему также можно отнести полуструктурированные и неструктурированные интервью, кейс-стади, согласование концептов и возможно ряд других качественных методов и стратегий. Несмотря на то, что в рамках качественных исследований часто говорят о самом исследователе как об инструменте исследования, необходимо говорить об участниках исследования как об инструментах наблюдения тех или иных социальных феноменов. Ведь многие аспекты социального феномена часто не могут наблюдаться непосредственно самим ученым. Такая ситуация связана с тем, что эти аспекты либо остались в прошлом и доступны лишь ретроспективно, либо их наличие, особенно в случае значений, которые придаются тем или иным аспектам, можно зафиксировать исключительно со слов участника исследования.
Социологи не должны начинать с априорных схем, они ведь не схоласты. Замыкаясь на измерении, мы обрекаем себя на «спекуляции по поводу» пусть они и являются порой очень точными и своевременными. Измерение дает ответы на вопросы «Что? Где? Когда? Сколько?», но не дает ответов на вопросы «Как?» и «Почему?». Давайте посмотрим на следующую схему, предложенную Робертом Йином, исследователем специализирующемся на кейс-стади (см.табл.4).

Остается сказать только об экспериментальном методе. Самом могущественном и в то же время таком непопулярном среди социологов. 2% экспериментальных исследований – это много или мало, это «за» или «против»? Давайте предположим, что «за». Тогда какими они могли бы быть? Как это себе представлял Якоб Морено? Навряд ли. Может быть рандомизированными «аля» Дональд Кэмпбелл? Ну разве что в оценивании. А ведь за примером и ходить далеко не надо. Все мы были глубоко поражены, когда в первый раз читали про экспериментальное исследование конформизма, проведенное Стэнли Милграмом.
И не надо возражать, что это сугубо социально-психологический эксперимент. Давайте вспомним о наиболее существенных факторах социального конформизма, выявленных в нем. Во-первых, это эмоциональное удаление от жертвы (психологический фактор). Во-вторых, близость и легитимность авторитета (близость – психологический фактор, легитимность - социальный). В-третьих, наличие институционального авторитета (сугубо социальный фактор). В-четвертых, освобождающее воздействие неподчиняющегося коллеги-испытуемого (опять психологический).
Как говорил Герберт Блумер, социальная действительность проявляет себя в человеческом взаимодействии, а не во взаимодействии переменных, поэтому и исследовать необходимо именно человеческое взаимодействие. Эксперимент Милграма хрестоматийный пример того как это надо делать.
Одно из впечатлений от полученных в нем результатов было озвучено в программе ТВ Гайд, звучит оно следующим образом: «Мир зла настолько ужасен, что до сих пор никто не осмеливался проникнуть в его тайны!». Но ведь нам не обязательно проникать именно в «мир зла», нам для начала заглянуть хотя бы куда-нибудь.
Спасибо за внимание.